|
Познание и эмоции
В 1924 году Грегорио Мараньон опубликовал очень важное, но
весьма несистематичное исследование об эмоциях. Мараньон писал, что при
введении испытуемым адреналина треть из них ощущала нечто сходное с
эмоциональным состоянием. Остальные говорили, что не чувствуют эмоций, но
описывали состояние физиологического возбуждения. Люди, сообщавшие об
эмоциях, уточняли, однако, что они чувствовали себя так, «как если бы» они
были напуганы или «как если бы» что-то значительное должно было произойти.
Но когда Мараньон говорил с этими людьми о некоторых важных событиях их
недавнего прошлого - о смерти членов семьи или о предстоящей свадьбе, - их
чувства теряли форму «как если бы» и становились настоящими эмоциями, будь
то печаль или радость.
На основании данных Мараньона и других ученых Стэнли Шахтер пришел к
теоретическому выводу, что в возникновении эмоций одинаково
необходимы оба фактора - и физиологическая
активация, и познавательная оценка.
Ни один из них в отдельности не может вызвать подлинное эмоциональное
состояние.
В широко известных экспериментах по проверке этой гипотезы (Schachter,
Singer, 1962) некоторые испытуемые получали инъекции адреналина, и
при этом им говорили, что вводят витамин, улучшающий зрение. Контрольная
группа получала только плацебо - солевой раствор, хотя они тоже думали,
что им вводят витамины. Каждую из этих двух групп подразделили на три
подгруппы: одним испытуемым после инъекции сообщали о физиологическом
воздействии адреналина (не упоминая самого термина «адреналин») - о том,
что они могут почувствовать сердцебиение, дрожь и т.п.; другим не говорили
ничего; третьим давалась ложная информация - говорилось, например, что у
них могут онеметь руки и ноги, что они, возможно, будут ощущать легкий зуд
или головную боль.
После уколов и бесед с испытуемыми каждого из них помещали в отдельную
комнату, где находился еще один человек, который говорил, что он тоже
испытуемый, но на самом деле был подставным лицом - одним из
экспериментаторов. Некоторые из подставных лиц нарочно как будто впадали в
эйфорию, посмеивались про себя, «играли в баскетбол», используя для этого
мусорную корзинку, и т.п. Другие были раздражительны и обидчивы,
постепенно становились все более и более злобными и покидали комнату в
ярости.
Экспериментаторы наблюдали за поведением этих пар через потайное окно, а
затем расспрашивали испытуемых об их ощущениях. Те испытуемые, которые
получали укол адреналина и были правильно информированы о воздействии
препарата, в наименьшей мере реагировали на поведение подставных лиц. Те
же, кто был дезинформирован, чьи физиологические симптомы отличались от
ожидаемых, оказывались наиболее подвержены влиянию. Они вели себя так
же, как и подставные лица, и сообщали, что очень счастливы или очень злы,
в зависимости от поведения этих последних. Реакция тех, кто не получил
после инъекции никаких объяснений, была промежуточной.
Эти результаты согласовались с тезисом Шахтера. Если у кого-то путем
инъекции или иным путем вызвать физиологическую реакцию и
не дать сразу же надлежащего объяснения,
человек будет истолковывать свое
эмоциональное состояние, основываясь на своей
собственной оценке того, что происходит в данный момент.
Тезис Шахтера подтвердили работы Джорджа Хомана (Hohmann,
1966), который изучал больных с повреждениями спинного мозга. Хоман
разделил своих пациентов на пять групп в соответствии с тем, на каком
уровне находилось повреждение (чем выше, тем в меньшей степени ощущения
были связаны с внутренними органами). Затем он просил этих людей сравнить
эмоциональные реакции, которые у них возникали до и после травмы.
Оказалось, что у больных с повреждениями верхних отделов спинного мозга
разница в эмоциях - будь то грусть, страх или радость - была наибольшей.
Действительно, описания эмоциональных реакций после повреждения были
сходны с теми, о которых сообщал в своем опыте Мараньон: больные
чувствовали себя так, «как если бы» они были испуганы или «как если бы»
они были веселы. Испытуемые Мараньона сообщали о таких же «ненастоящих»
эмоциях, если у них не было никакой информации для более конкретного
истолкования своих физиологических реакций. Пациенты Хомана при наличии
такой информации испытывали подлинные эмоции, но не отмечали никаких
физиологических реакций.
У человека думающий и
обучающийся мозг взаимодействует с
лимбической системой. Джордж Мэндлер (Mandler,
1975) отмечает, что даже такие события, которые запускают в нашем
организме «врожденную» вегетативную реакцию, - например, внезапное
исчезновение опоры, - могут восприниматься по-разному в зависимости от
того, как осознается значение данного события. Некоторым людям доставляет
удовольствие ощущение, возникающее при катании на роликовой доске, когда
почва как бы уходит из-под ног. Но те же люди, испытывая сходное чувство
потери опоры при других обстоятельствах, например когда самолет внезапно
попадает в воздушную яму, будут, вероятно, напуганы. Существенное различие
между этими реакциями связано с тем, чувствуем ли мы, что ситуация
находится под нашим контролем, или нет. Если вам нравится кататься на
роликовой доске, вы ожидаете острых ощущений, но надеетесь справиться и не
упасть. А будучи пассажиром самолета, в случае аварии вы беспомощны - и вы
это сознаете.
Познавательный фактор - чувство
некоторого контроля над ситуацией - оказывается очень важным не только в
случае эмоциональных реакций, но также при ощущении боли и стрессе. Знание
причины, вызывающей боль, может изменить ощущение боли у человека, ее
испытывающего. Недавно было высказано предположение, что эти изменения
связаны с действием особых веществ, производимых самим организмом и
снимающих боль, - так называемых эндорфинов. Как мы увидим, ряд других
разновидностей эмоций тоже может быть подвержен воздействию эндорфинов или
сходных веществ, к помощи которых иногда прибегает мозг.
Боль
Боль не является эмоцией, но болевые ощущения, несомненно, могут вызывать
эмоциональную реакцию. Подобно эмоции, боль обычно побуждает организм к
действию. Так же как страх подготавливает вас к тому, чтобы обороняться
или спасаться бегством, боль весьма определенно сигнализирует вам, что
необходимо что-то сделать, чтобы прервать контакт с потенциально опасным
объектом, а затем принять надлежащие меры, если уже произошло повреждение
какой-то части тела.
Только очень немногие люди нечувствительны к боли, и они довольно часто
получают серьезные травмы в виде ожогов или порезов. Одна женщина даже
погибла из-за того, что не получала от своих суставов сигналов
дискомфорта, требующих изменить положение тела, - например, она никогда не
двигалась во сне. В результате эта женщина умерла в молодом возрасте от
повреждения позвоночника.
Как ощущается боль?
Сенсорные сигналы, поступление которых в мозг приводит к болевым
ощущениям, называют ноцицептивными.
Так говорят и применительно к животным, если реакция на какие-то сигналы
сходна с реакцией на боль у человека. Действительно ли речь идет о боли,
трудно сказать с полной уверенностью, так как животные не могут прямо
сообщить нам, что они чувствуют. Человек же может непосредственно описать
характер ощущаемой боли, и мы безоговорочно называем болевыми рецепторами
(ноцицепторами) нервные окончания, при возбуждении которых человек
ощущает боль.
Рецепторы боли у человека находятся в коже, в соединительнотканных
оболочках мышц, во внутренних органах и в надкостнице. Болевые рецепторы
имеются также в роговице глаза, которая, как мы все знаем, остро реагирует
на всякую постороннюю частицу, даже на пылинку.
Простейший ответ на болезненный стимул происходит
рефлекторно. Это значит, что импульсы
доходят только до спинного мозга, который и отдает быстрое распоряжение (см.
гл. 3). Если вы, идя босиком, наступите на колючку, импульсы от
рецепторов возбуждают рефлекс сгибания, и вы поднимаете ногу. (В то же
время благодаря перекрестному разгибательному рефлексу вы выпрямите другую
ногу, перенеся на нее тяжесть тела.) Другие ветви сенсорных нервных
волокон, идущих от болевых рецепторов, через синапсы со вставочными
нейронами (интернейронами) передают информацию по восходящим путям
в мозг для ее обработки. Но вы поднимете ногу еще до того, как мозг
зарегистрирует болевые сигналы.
Болевые рецепторы, находящиеся в коже, возбуждаются при порезах, ушибах,
прикосновении чего-нибудь горячего, под действием химических веществ,
образующихся в ткани при ее повреждении, и в случае прекращения нормальной
циркуляции крови в каком-либо участке тела. В большинстве своем это
неспецифические рецепторы - они отвечают
на различные разрушительные стимулы. Они сигнализируют не только о наличии
таких стимулов, но также о месте их воздействия и интенсивности.
Функция большинства болевых рецепторов, находящихся внутри тела, мало
изучена. Известно, как работают лишь некоторые из них, например легочные
рецепторы, которые сигнализируют о застойных явлениях в легких или о
присутствии частиц пыли. Другие подобные рецепторы, по-видимому,
возбуждаются веществами, образующимися внутри тела, такими как химические
продукты перенапряжения, которые вызывают мышечную боль.

Пути болевых сигналов, направляющихся в мозг
Сообщения о боли идут в головной мозг по двум различным путям (рис.
112).
Один из них - это система миелинизированных быстропроводящих тонких
волокон, активация которых дает ощущение острой боли.
Другой - система безмиелиновых медленно проводящих волокон, при
возбуждении которых возникает разлитая ноющая боль.
Рис. 112. Здесь
представлены главные нервные пути, которые участвуют в восприятии
стимулов, вызывающих боль. Они идут от кожных рецепторов через
синоптические переключения в спинном мозге, таламусе, сенсорной коре и
лимбической системе.Стрелками указаны пути, по которым передается
специфическая сенсорная информация.
Волокна «быстрого»
пути направляются прямо в таламус, где образуют синаптические
соединения с волокнами, идущими к сенсорным и двигательным областям коры.
Эта система, по-видимому, позволяет точно различать, где находится
повреждение, насколько оно серьезно и в какой момент произошло.
Волокна «медленного» пути идут к
ретикулярной формации, продолговатому мозгу, мосту, среднему мозгу, серому
веществу около сильвиева водопровода, гипоталамусу и таламусу. Одни
волокна образуют синапсы на нейронах, связанных с гипоталамусом и
миндалиной в лимбической системе, другие - на клетках диффузных нервных
сетей, соединенных с многими частями мозга. Наличие большого числа
синапсов, отсутствие миелиновой оболочки и меньшая толщина волокон
замедляют прохождение импульсов по этому пути.
«Быстрая» система может выполнять функцию предупреждения, немедленно
доставляя информацию о повреждении, его размерах и месте. Неприятная
ноющая боль, характерная для более медленной системы, как бы напоминает
мозгу о происшедшем повреждении, на которое следует обратить внимание,
ограничив в связи с этим обычную деятельность.
Можно сказать, что быстрая система «свободна от эмоций», тогда как
функционирование более медленной системы позволяет получившему травму
человеку приписать своим ощущениям те или иные качества. По-видимому, к
эмоциональной окраске боли имеют отношение как лимбическая система, так и
префронтальная кора. Наше восприятие боли, очевидно, включает как само
ощущение боли, так и нашу эмоциональную реакцию на это ощущение. Больные,
перенесшие фронтальную лоботомию - операцию, при которой перерезаются
связи между лобными долями и таламусом, - редко жалуются на сильную боль
или просят дать им болеутоляющее. После операции они обычно говорят, что
по-прежнему чувствуют боль, но она их «не беспокоит».
Химическая передача и торможение боли
Одно важное синаптическое переключение при передаче болевых импульсов в
головной мозг происходит в тех участках спинного мозга, которые
называют задними рогами. Многие волокна, идущие от болевых
рецепторов, образуют здесь синапсы с нейронами других восходящих путей.
Разряды этих спинальных нейронов могут
быть в 10 раз сильнее, чем разряд единичного болевого рецептора:
по-видимому, в задних рогах сходятся волокна от многих рецепторов
медленного проводящего пути. Кроме того, для упомянутых спинальных
нейронов характерно повышение реактивности во время воздействия
болезненного раздражителя, причем высокий уровень активности может
сохраняться до 100 секунд после прекращения болевой стимуляции.
Это повышение реактивности наряду с длительностью разряда после
прекращения стимуляции навело некоторых исследователей на мысль, что здесь
действует какой-то нейромедиатор, который высвобождается и инактивируется
довольно медленно. И действительно, был выделен нейропептид,
названный веществом Р, - медиатор,
содержащийся в нейронах задних рогов спинного мозга. Это, по-видимому,
специализированный медиатор, передающий сигналы от периферических болевых
рецепторов в центральные отделы нервной системы. Поскольку вещество Р
оказалось широко распространенным и в нейронах головного мозга, его
функции, вероятно, не сводятся к передаче одних только болевых импульсов.
К счастью, наша нервная система не только вырабатывает вещество,
передающее болевые сигналы, но и снабжает нас «противоядиями» -
веществами, снимающими боль. В 1972 году исследователям, изучавшим
биологическую основу наркомании, удалось довольно точно локализовать в
мозгу животных и человека рецепторы, с которыми связано специфическое
воздействие опия и его производных - морфина и героина. Какова роль этих
рецепторов в организме? Конечно, чувствительность млекопитающих к
наркотикам не могла дать им никакого эволюционного преимущества.
Существование таких рецепторов скорее всего можно было объяснить тем, что
какие-то сходные вещества вырабатываются в самом организме и действуют
через рецепторы, способные связывать также и морфин. И действительно,
сейчас уже обнаружен ряд таких «естественных опиатов», которые называют
эндорфинами (сокращение слов «эндогенные
морфины»).
Полагают, что эндорфины и опиаты (такие, как героин) действуют сходным
образом, контролируя восприятие боли. Болевой сигнал вызывает передачу
импульсов вверх по спинному мозгу - по описанному выше «медленному» пути.
Волокна этого пути содержат вещество Р и в синапсах с клетками задних
рогов спинного мозга выделяют это вещество, которое возбуждает
чувствительные к нему нейроны. Эти нейроны начинают посылать болевые
сигналы в головной мозг. Однако в задних рогах имеются также
эндорфинсодержащие клетки, которые
образуют синапсы на «болевых» нейронах. Выделяемые этими клетками
эндорфины связываются со специфическими рецепторами «болевых» нейронов и
тормозят высвобождение вещества Р. Постсинаптический нейрон подвергается
более слабой стимуляции этим веществом, и в результате головной мозг
получает меньше болевых импульсов.
Конечно, эндорфинсодержащие нейроны и опиатные рецепторы существуют и в
других участках нервной системы. Один из таких участков тоже лежит по ходу
медленного проводящего пути. Это область серого вещества около сильвиева
водопровода, где оканчиваются аксоны нейронов таламуса (средний мозг) и
моста (задний мозг). Инъекции морфина непосредственно в эту область
уменьшают боль. Электрическая стимуляция этой зоны вызывает выброс
эндорфинов и тоже приносит облегчение. Стимуляцию с помощью вживленных
электродов уже пробуют использовать в клинике при болях, которые не
поддаются никакому другому лечению.
Исследователи смогли изучить действие и локализацию как синтетических, так
и природных опиатов, используя препарат-антагонист налоксон. Форма
молекул налоксона позволяет им блокировать опиатные рецепторы, связываясь
с ними, хотя сам препарат не обладает обезболивающими свойствами. Когда
налоксон блокирует рецепторы, ни опиаты, ни эндорфины уже не могут их
активировать (рис. 114). Поэтому торможение выброса болевых
нейромедиаторов становится невозможным. (Налоксон дают наркоманам, которые
приняли слишком большую дозу героина.)

|
 |
Рис. 114.
Нейромедиаторы и их антагонисты действуют через посредство одних и тех
же рецепторов.
Слева: молекула медиатора в точности соответствует «узнающему»
ее рецепторному участку мембраны.
Справа: в присутствии препарата-антагониста молекулы медиатора
не могут быть распознаны рецептором. Нередко препараты-антагонисты
связываются с рецептором гораздо прочнее, чем медиаторы, и тем самым
блокируют передачу синоптических сигналов на длительное время. |
Исследователи, изучавшие клетки серого
вещества в области сильвиева водопровода и их способность тормозить
передачу болевых сигналов, впервые произвели электрическую стимуляцию этой
области у лабораторных мышей. Оказалось, что мыши становились относительно
нечувствительными к боли при помещении их на горячую поверхность; по
крайней мере они не убегали прочь. При введении налоксона до
электростимуляции мыши проявляли большую чувствительность по сравнению с
контрольными животными к боли от прикосновения к горячему. Таким образом,
с помощью налоксона было установлено, что электрическая
стимуляция серого вещества около сильвиева
водопровода ведет к выделению эндорфинов: налоксон блокировал
рецепторы, к которым в противном случае присоединялись бы эндорфины.
Дальнейшее исследование подтвердило, что клетки этой области содержат
большие количества «эндогенных опиатов» - эндорфинов.
Используя наркотические препараты с радиоактивной меткой, удалось выявить
обилие опиатных рецепторов в лимбической системе. Поскольку
восприятие боли включает как само ощущение боли, так и эмоциональную
реакцию на это ощущение, открытие таких рецепторов в лимбической системе
может служить дополнительным подтверждением психологических представлений
об эмоциях. Эйфория, которую жаждут испытать наркоманы, употребляющие
героин, вероятно, возникает в результате связывания героина с опиатными
рецепторами лимбической системы. Тот факт, что героин и эндорфины
связываются в одних и тех же местах, позволяет предположить, что эндорфины
играют роль и в тех разновидностях эмоций, которые не имеют прямого
отношения к боли.
Роль эндорфинов в эмоциях
Роль эндорфинов в регулировании чувства боли кажется совершенно ясной.
Хотя восприятие боли необходимо для того, чтобы предупреждать об
опасности, грозящей мягким тканям и костям, постоянная сильная боль может
полностью вывести нас из строя. Эндорфины регулируют степень боли, которую
мы ощущаем, что дает нам возможность прервать контакт с источником боли и
принять необходимые меры, если произошло повреждение ткани. Подобную же
регулирующую роль эндорфины, по-видимому, играют и в эмоциях. Возбуждение,
вызываемое страхом или яростью, может оказаться настолько сильным, что
человек или животное будет не в состоянии контролировать свое поведение и
обезопасить себя от повреждений. Похоже, что эндорфины регулируют
возбуждение, так что организм, испытывая эмоцию, может вести себя в
соответствии с ситуацией.
Изучение функций эндорфинов в нервной системе еще не вышло из
младенческого состояния, и данные об их роли в эмоциях скудны.
По-видимому, страх может сопровождаться мобилизацией эндорфинов. У
мышей, которых подвергали электрическим ударам, предваряя их
предупредительным сигналом, эндорфины высвобождались уже при звуке
сигнала, даже если за ним не следовал разряд. Страх перед болью,
по-видимому, был достаточен для того, чтобы мыши подготовились к ней.
Возможно, нечто подобное происходит и у людей. Но так ли это? Было бы,
например, чудесно, если бы при одном виде зубоврачебного кресла на помощь
нашей нервной системе устремлялись потоки эндорфинов.
Некоторые виды страха проявляются в такой крайней форме, что их считают
симптомами душевных заболеваний. Расстройства, связанные с тревогой,
включают фобии - крайнюю иррациональную боязнь определенных
предметов или ситуаций. Люди, страдающие клаустрофобией, т.е. боязнью
замкнутых пространств - не могут, например, пользоваться лифтом, не
испытывая сильнейшего беспокойства. Одна лишь мысль об объектах таких
страхов вызывает у больных симптомы возбуждения вегетативной нервной
системы - сердцебиение, обильное потоотделение, сухость во рту. Ученые
полагают, что у этих людей, возможно, нарушена регуляция эмоциональных
реакций эндорфинами.
В ряде исследований было показано, что у экспериментальных животных при
стрессе и беспокойстве происходит высвобождение эндорфинов в нервных
сетях. «Восприятие боли» у животных, измеряемое по силе соответствующих
реакций избегания, снижалось, после того как стресс вызывал у них секрецию
эндорфинов. В одном эксперименте люди-испытуемые получали электрический
удар в ступню; боль при этом оценивалась не субъективным способом, т.е. не
по словам испытуемых, а по рефлекторным реакциям мышц ноги - тех мышц,
которые сокращаются, например, когда вы наступите на колючку.
Экспериментаторы вызывали стресс с помощью предупредительного звукового
сигнала, который включался за две минуты до возможного электрического
удара, хотя последний мог и не наступить. Испытуемые подвергались тестам в
трех состояниях: 1) без инъекций (контроль); 2) после инъекции
болеутоляющего препарата; 3) после инъекции налоксона. Первоначальная
чувствительность у всех трех групп испытуемых была одинаковой.
Повторяющийся стресс - многократное звучание предупредительного сигнала -
вызывал снижение чувствительности как в первой, так и во второй группе.
Это показывает, что у людей под влиянием стресса действительно происходила
выработка эндорфинов. Доказательством действия эндорфинов может служить и
тот факт, что после инъекции налоксона чувствительность сразу же
увеличивалась на 30%. Иными словами, при блокаде эндорфиновых рецепторов
налоксоном регуляция боли с помощью мобилизуемых стрессом эндорфинов
становилась невозможной.
Индивидуальное восприятие боли
Восприятие боли, как и большинство аспектов деятельности мозга, носит
сложный характер. Оно различно и у разных людей, и у одного и того же
человека в зависимости от времени. Болевое ощущение зависит отчасти от
физиологического состояния организма. Чувствительность к боли варьирует в
широких пределах. С одной стороны, встречаются, хотя и редко, люди,
которые никогда не чувствуют боли, а с другой - есть люди (возможно, те, у
которых по каким-то причинам образуется недостаточное количество
эндорфинов), которые чувствуют сильную боль даже от самого слабого удара
или царапины. В дополнение к физиологическим различиям восприятие боли
зависит и от прошлого опыта - от того, какие культурные традиции человек
перенял у окружающих и у членов своей семьи. Это зависит и от значения,
которое человек придает воздействию, вызывающему боль, а также и от
текущих психологических факторов, таких как сосредоточенность, тревога,
внушение.
Усвоение культурных, социальных традиций, несомненно, влияет на восприятие
боли человеком. В некоторых обществах роды не рассматриваются как событие,
которого следует страшиться; женщина занимается своими делами почти до
самого момента родов и вновь возвращается к своим обязанностям спустя
несколько часов после того, как родился ребенок. В других обществах
женщину настраивают на ожидание ужасной боли, и она действительно
испытывает ее, как если бы роды были тяжелой болезнью. Подготовка к
«естественным родам» по методу Ла Маза основана на предпосылке, что
женщина в большинстве западных культур воспитана в страхе перед родовыми
муками. Этот страх вызывает изменения в мышечном тонусе и способе дыхания,
что затрудняет процесс родов и делает его еще болезненнее. Метод Ла Маза
состоит в том, что женщину учат управлять дыханием и проводят упражнения
для тренировки тазовых мышц. Кроме того, женщине объясняют весь процесс
родов, чтобы она знала, чего ей ожидать. Таким образом, обучение,
связанное с работой высших областей коры, может изменить ощущение
боли, подобно тому как оно изменяет эмоции.
У животных научение тоже может видоизменять отношение к боли. В серии
опытов, проведенных в начале нашего столетия, И.П. Павлов обнаружил, что
собаки, постоянно получавшие пищу сразу после электрического удара - тока,
который вызывал у собаки сильную реакцию до выработки условного рефлекса,
- переставали проявлять признаки ощущаемой боли. Вместо этого они сразу же
начинали выделять слюну и махать хвостом.
Во время второй мировой войны врач Г.К. Бехер, изучавший восприятие боли,
заметил, что солдатам, раненным в бою, значительно реже требовался морфин,
чем гражданским лицам, выздоравливавшим после операции. Бехер писал, что
раненый солдат испытывал «облегчение, благодарность судьбе за то, что ему
удалось уйти живым с поля боя, даже эйфорию; для гражданских лиц серьезная
хирургическая операция - это источник депрессии и пессимизма». Таким
образом, значение, которое человек придает телесной травме, может
оказывать глубокое влияние на степень ощущаемой им боли.
Даже простое внушение может изменить восприятие боли. Если испытуемым
давать в качестве обезболивающего средства плацебо - таблетки или инъекции
сахара или соли, - у некоторых людей боль действительно уменьшается.
Ожидание облегчения, по-видимому, вызывает секрецию эндорфинов.
Накопленные в последнее время данные указывают на то, что в организме
существуют механизмы облегчения боли, отличные от
системы эндорфинов. Первое исследование в этом направлении было
проведено сравнительно недавно Д.С. Мейером. Он изучил сначала
обезболивающий эффект иглоукалывания и
нашел, что оно действительно производит такой эффект, но, поскольку
этот эффект может быть блокирован с помощью налоксона, он тоже
обусловлен действием эндорфинов. Затем, однако, Мейер занялся воздействием
гипноза - мощной формы внушения - и
установил, что гипноз создает защиту от боли, уже не блокируемую
налоксоном. Мейер высказывает предположение, что гипноз действует
через посредство каких-то других механизмов снятия боли, в которых
участвуют высшие уровни нервной системы, познавательные процессы и память.
Возможно, этот способ устранения боли используют бегуны на длинные
дистанции или футболисты, которые благодаря концентрации внимания на
конечной цели способны игнорировать или подавлять боль. Точно так же и
балерины в состоянии триумфально исполнить свою партию на кровоточащих
ступнях. Исследование этих механизмов только начинается. Однако изучение
стресса - другого эмоционально окрашенного явления - ясно показывает, что
и познавательные процессы могут приводить к нейрохимическим изменениям.
Стресс и чувство тревоги
«Стресс» - это современное слово, которое широко используется - и часто
неправильно - во многих популярных журналах и книгах. Тысячи пособий по
практической психологии обещают научить, как избежать стресса или
справиться с ним. Но, согласно Гансу Селье, крупнейшему авторитету в этой
области, стресс - это «неспецифический
ответ организма на любое предъявленное ему требование». Вы хотите от
вашего мозга и тела такой реакции, которая помогла бы вам справляться с
требованиями, предъявляемыми болезнью или такими событиями, как выпускные
экзамены, решающая подача в теннисном матче или важное деловое интервью.
Иными словами, стресс далеко не всегда плох, он составляет важную часть
повседневной жизни. Требования и изменения, порождающие стресс, открывают
возможность для адаптации к новым условиям жизни.
Таким образом, стресс далеко не всегда наносит ущерб. Действительно,
исследования показали, что мышата, которые время от времени подвергались
умеренным стрессам (взятие в руки, слабые электрические разряды),
впоследствии лучше переносили стрессовые ситуации, чем мыши того же
помета, прежде не подвергавшиеся таким воздействиям (Levine,
1960). Вырастая, они становились более сильными и крупными, а их
надпочечники были большего размера.
Потенциально опасным и для животных, и для человека может быть
слишком продолжительный стресс или комбинация стрессогенных факторов
(«стрессоров»), затрудняющих или делающих невозможным приспособление к
требованиям ситуации.
Общий адаптационный синдром Селье
Селье (Selye, 1950) в реакции животного на
стрессор, которую он назвал общим адаптационным
синдромом, выделил три фазы: 1) реакцию тревоги, 2) фазу
сопротивления и 3) фазу истощения.
При реакции тревоги возбуждается симпатическая
нервная система. Гипоталамус посылает химический сигнал
(кортиколиберин) в гипофиз, заставляя его усилить секрецию
адренокортикотропного гормона (АКТГ). АКТГ в свою очередь попадает с
кровью в надпочечники и вызывает секрецию ими кортикостероидов - гормонов,
которые подготавливают весь организм к действию и возможной борьбе с
повреждающими факторами. Ученые измеряют стрессовую реакцию по увеличению
содержания норадреналина, АКТГ или кортикостероидов в крови.
На стадии сопротивления организм мобилизует свои ресурсы, чтобы преодолеть
стрессовую ситуацию. При большинстве болезней или травм к пораженному
участку направляются антитела. При психологических стрессах симпатическая
система готовит организм к борьбе или бегству.
Каждый человек проходит через эти две стадии множество раз. Когда
сопротивление оказывается успешным, организм возвращается к нормальному
состоянию. Но если стрессор продолжает действовать, ресурсы организма
могут истощиться. Например, у мышей, которых изучал Селье, воздействие
сильного холода вначале приводило к высвобождению из надпочечников всех
микроскопических жировых капелек, содержавших кортикостероиды (реакция
тревоги). Затем в надпочечниках образовывалось необычно большое число
жировых капелек с дополнительными количествами кортикостероидов (фаза
сопротивления). Наконец, выделялись и эти капельки, и мыши не могли больше
их производить; тогда они погибали (фаза истощения). В случае
психологического стресса истощение принимает форму нервного срыва, а
иногда даже приводит к психическому заболеванию или психосоматическому
расстройству.
Стресс, заболевание и чувство контроля
В мюзикле «Парни и куколки» Аделаида, чихая и кашляя, жалуется, что ее
возлюбленный много раз откладывал женитьбу на ней. Любой человек, говорит
она, схватит простуду, ожидая, когда случай подарит ему кружочек чистого
золота. Многие психологические и физиологические исследования подтвердили
связь между эмоциями и болезнью. В одном крупномасштабном исследовании
пять тысяч больных сообщили о том, какие события в их жизни предшествовали
физическому заболеванию. Исследователи обнаружили, что во многих случаях
имели место драматические жизненные коллизии. Больные рассказывали о таких
событиях, как смерть супруга, развод, брак, смена местожительства, потеря
работы или уход на пенсию, которые случались за два года до их
заболевания. В дальнейшем исследовании, проведенном группой врачей, эти
жизненные коллизии оценивались определенными баллами, и на основании
данных о недавнем прошлом испытуемых была выделена группа с наибольшим
риском заболевания. Из тех, кто оказался в группе повышенного риска, 49%
действительно чем-нибудь заболели в течение восьми месяцев, когда
продолжалось исследование, а из тех, кто вошел в группу малого риска,
болезнь постигла всего лишь 9%. Психологи пришли к выводу, что преодоление
жизненных кризисов, особенно когда способы этого преодоления неудачны,
может снизить сопротивляемость болезням (Holmes,
1972). Эти выводы, хотя они и не были подкреплены физиологическими
данными, согласуются с концепцией Селье о стадиях сопротивления и
истощения.
Многие ученые считают, что язву желудка, например, вызывают
психологические факторы. Язва может развиваться не только у людей, но
также у крыс и обезьян. Серия опытов на крысах, проведенных Джеем Вейссом,
выявила роль такого рода психологического стресса. Крыс помещали в
экспериментальный аппарат, ограничивающий их движения. Животные получали
электрические удары одинаковой силы. Одна контрольная крыса не получала
никаких ударов, две другие получали одновременно электрический разряд в
хвост. Одна из них каждый раз слышала прерывистые звуковые сигналы за 10
секунд до разряда; другая тоже слышала сигналы, но они носили случайный
характер и не имели предупреждающего значения. Крыса, слышавшая
предупредительный сигнал, была почти не подвержена язве. У крысы, не
имевшей возможности каждый раз подготовиться к электрическому удару,
обнаружились довольно тяжелые язвенные поражения.
Завершив первую серию опытов, Вейсс провел новый эксперимент, в котором
крыса, услышав сигнал, могла вспрыгнуть на платформу и тем самым избавить
от электрического разряда и себя, и своего партнера (если же крыса чуть
запаздывала, она могла прекратить разряд, вспрыгнув на платформу после его
начала). Животные, имевшие возможность предотвращать электрический разряд
или прекращать его, были менее подвержены язве, чем их беспомощные
партнеры, хотя обе группы получали во всем опыте одинаковое число
электрических ударов.
Таким образом, даже для крыс предсказуемость
внешних событий, возможность узнать о результатах собственных
действий животного и связанное с этим чувство уверенности в своих силах
служат защитой от стресса и его последствий.
Исследования на людях-испытуемых (Champion,
1950; Geer et al., 1970) показали, что сходным
образом обстоит дело и с нашим собственным поведением. Добровольцев
подвергали воздействию электрического разряда, которого нельзя было
избежать. У тех, кому было сказано, что они могут прекратить (но не
предотвратить) разряд, если будут сжимать кулаки или нажимать кнопку,
отмечалось меньшее эмоциональное напряжение (судя по измерениям влажности
кожи), чем у тех, кто знал, что прекратить разряд невозможно.
Электрические разряды были короткими, так что испытуемые, нажимавшие
кнопку, были уверены, что их действие ведет к выключению тока. Благодаря
такой кажущейся обратной связи они чувствовали себя способными справиться
с ситуацией.
Что происходит с животным, которое получает электрические удары и не имеет
возможности избежать их? Мартин Селигман (Seligman,
1975) подвергал таким ударам две группы собак. Контрольной группе
предоставлялась возможность научиться избегать ударов: собака могла
перепрыгнуть через загородку в другую часть клетки, куда ток не
подводился. Другой группе собак давали серию ударов, которых нельзя было
избежать, а затем предоставляли возможность научиться избегать их. Но они
уже не только не могли, но даже не пытались это сделать. Селигман
назвал это явление «усвоенной беспомощностью».
Некоторый свет на результаты Селигмана, возможно, проливают исследования
Джея Вейсса. Когда Вейсс исследовал мозг некоторых крыс, участвовавших в
его эксперименте, он обнаружил, что хотя «беспомощные» крысы и получали
меньше электрических ударов, содержание норадреналина в мозгу у них было
понижено. Вейсс полагает, что беспомощность собак Селигмана, их
неспособность обучиться избеганию, когда оно в конце становилось
возможным, - это результат истощения (временного) запасов норадреналина
в ткани мозга. У тех крыс, которые могли, вспрыгнув на платформу,
избежать электрического разряда или прекратить его, количество
норадреналина оставалось нормальным.
Функции мозга и повседневные стрессы
Аналогия между лабораторными ситуациями, где в качестве раздражителя
используется электрический ток, и ситуациями, создающими стрессы в
повседневной человеческой жизни, может показаться весьма отдаленной.
Однако исследование, проведенное недавно Джеем Р. Кэпланом и его коллегами
на обезьянах, помогает сблизить эти области. В опытах Кэплана, показавших,
что социальные стрессы могут приводить к атеросклерозу, т.е. уплотнению
стенок артерий, все обезьяны с самого рождения находились на благоприятной
в этом отношении диете: в их пище содержалось мало насыщенных жиров и
почти не было холестерина. Через два года некоторых особей подвергали
воздействию стрессовых условий, связанных с обычными социальными
взаимоотношениями обезьян. Например, отдельных особей несколько раз
изымали из их группы и переводили в другую группу, где у них не было
определенного места в иерархии и надо было бороться за свое положение.
Кроме того, в группу обезьян-самцов на двухнедельный период допускалась
самка в состоянии течки, и возникала стрессовая ситуация борьбы за ее
благосклонность. В результате у обезьян, испытавших стресс, оказывалось
больше артериальных поражений (признаков атеросклероза) и они носили более
серьезный характер, чем у обезьян, чья социальная жизнь была стабильной.
Так настолько ли далека аналогия между стрессами социальной жизни обезьян
и стрессами, с которыми сталкивается, скажем, служащая среднего ранга или
работающая мать-одиночка? Первая получает от своего начальства директивы,
которые должна выполнять, но, вероятно, не участвует в принятии
соответствующих решений. Она почти все время осознает, что должна
конкурировать с другими, добиваясь продвижения по службе, а те, кто
занимает более низкое по сравнению с ней положение, точно так же
конкурируют между собой, стремясь получить ее должность. Большую часть
своей социальной жизни она проводит вместе с другими служащими из своей
корпорации, так что служебными заботами пронизана и ее личная жизнь.
Добавьте сюда неудобства передвижения в общественном транспорте в часы
пик, необходимость летать в командировки, испытывая при этом полетную
деадаптацию, и вы найдете все причины для стресса.
Жизнь работающей матери-одиночки часто требует согласования по меньшей
мере трех конфликтных целей: требований ее работы, психологических и
социальных нужд ее детей и желания личного самоутверждения. Насколько
серьезно должен быть простужен кто-то из детей, чтобы мать не пошла на
службу? Что она может поделать, если ее сын участвует в спортивных играх в
тот день, когда ей приходится быть на работе до позднего вечера? В конце
концов она чувствует, что утрачивает контроль над своими решениями. Что-то
важное всегда остается несделанным.
Продолжительный стресс подобного рода создает психологическое состояние,
которое обычно называют тревогой или беспокойством. В современном сложном
мире это удел многих. Наша лимбическая система
- наш «животный мозг» - выполняет свои функции, организуя эмоциональную
реакцию, а наша кора
контролирует и видоизменяет ее. Поддерживается тонкий баланс.
Но если мы чувствуем, что вещи ускользают из-под нашего контроля, что
стрессоры бесконечно накапливаются, этот баланс может быть нарушен.
Возможно, что состояние тревоги - это
конфликт между лимбическими и корковыми импульсами.
Широко распространенным средством, которым часто пользуются люди, чтобы
устранить беспокойство, служат транквилизаторы. Один из самых популярных -
это валиум, бензодиазепин, действие которого, как полагают, основано на
повышении эффективности ГАМК (гамма-аминомасляной кислоты), -
нейромедиатора, главная функция которого состоит в торможении
активности нейронов (Costa, 1979;
McGeer, McGeer, 1981). Для ГАМК имеются свои
особые рецепторы, с которыми очень сходны рецепторы валиума. Присутствие
препарата способствует присоединению ГАМК к ее собственным рецептурам. Чем
большее количество ГАМК будет связано нейроном, тем меньше вероятность его
возбуждения. (Открытие мест связывания опиатов привело к открытию
эндорфинов; поэтому обнаружение рецепторов, связывающих транквилизаторы,
стимулировало поиски собственных транквилизаторов организма. Однако к
моменту опубликования этой книги такие вещества еще не были найдены.)
Лимбическая система содержит много нейронов, на которые воздействует ГАМК.
Поэтому возможно, что транквилизаторы оказывают свое влияние, затормаживая
прохождение сигналов через нашу лимбическую систему и тем самым подавляя
эмоциональную реакцию.
Эмоции и научение
Если мы больше говорили об отрицательных эмоциях, чем о положительных, то
только потому, что последние были меньше изучены как на физиологическом,
так и на психологическом уровне. К тому же представления о
«вознаграждении» и о механизмах его достижения чрезвычайно сложны
применительно к человеку. Мы знаем, что некоторые люди получают
удовольствие в отказе от того, что большинство из нас считают
удовольствием, - это аскеты. Другие даже находят удовольствие в страдании
- это мазохисты. Такой отход от обычных представлений о «награде» основан
на индивидуальном опыте - научении или запоминании.
Конечно, все животные обладают способностью чему-то научаться и что-то
запоминать, и они используют свой опыт для выработки последующих действий.
Именно здесь мы имеем дело с взаимосвязью между эмоциями и научением.
Например, у крыс можно наблюдать явление, называемое «рефлексом
на место». Действительно, крысы выказывают явное предпочтение
местам, где они получали какое-то вознаграждение (пищу, подслащенную воду,
морфин). Если у них есть выбор, они избегают мест, с которыми были связаны
неприятные стимулы. В эволюционном аспекте существенно то, что способность
животного помнить, где с ним случилось что-нибудь хорошее или плохое,
имеет большое адаптивное значение.
У человека события, сопровождавшиеся сильными эмоциями, тоже, по-видимому,
запоминаются лучше. Возможная нейрофизиологическая основа этого
взаимодействия памяти с эмоциями будет рассмотрена в следующей главе.
продолжение
- 7.1 - 7.2 -
7.3 - 8.1 - 8.2
- 8.3 -
|
|
|